Шекспир, "Буря"

Пер. М.А. Кузмина

Фердинанд
Откуда звуки? С воздуха? С земли?
Не слышно больше. Верно, услаждали
Какое-нибудь божество. Сидел я,
Оплакивая гибель короля,
Вдруг музыка скользнула по волнам,
И ярость их, и скорбь мою смягчая
Напевом милым. Я пошел за ней
Скорей: она вела. Но вот пропала,
Нет, снова слышно.

Ариэль
Глубоко там отец лежит,
Кости стали как кораллы,
Жемчуг вместо глаз блестит,
Но ничего не пропало.
По-морски лишь изменилось,
В чудо-клады превратилось.
Нимфы шлют унылый звон,
Чу! Я слышу: дин-дон-дон.

Припев
Дин-дон!..

Фердинанд
Песнь говорит, что утонул отец.
Не смертных это дело, эти звуки
Не на земле возникли. Снова слышу.

...

Пер. Т.Л. Щепкиной-Куперник

Фердинанд
Где ж музыка? На небе? На земле?
Вот смолкла... Верно, эти звуки служат
Какому-нибудь божеству. Пока
Оплакивал я гибель короля,
Она по морю вдруг ко мне подкралась,
Смиряя ярость волн и грусть мою.
Она меня влекла - и вдруг умолкла.
Нет, вот опять!

Ариэль (поет)
Отец твой спит на дне морском.
Кораллом стали кости в нем.
Два перла там, где взор сиял.
Он не исчез и не пропал,
Но пышно, чудно превращен
В сокровища морские он.
Вот похоронный слышен звон.

Припев
Динь-дон! Динь-дон!

Ариэль
Звонят наяды: динь-динь-дон!

Фердинанд
Песнь об отце погибшем говорит.
Не смертных это дело, не земные
Те звуки. Я их слышу в вышине.

...

FERDINAND
Where should this music be? i' the air or the earth?
It sounds no more: and sure, it waits upon
Some god o' the island. Sitting on a bank,
Weeping again the king my father's wreck,
This music crept by me upon the waters,
Allaying both their fury and my passion
With its sweet air: thence I have follow'd it,
Or it hath drawn me rather. But 'tis gone.
No, it begins again.

ARIEL sings

Full fathom five thy father lies;
Of his bones are coral made;
Those are pearls that were his eyes:
Nothing of him that doth fade
But doth suffer a sea-change
Into something rich and strange.
Sea-nymphs hourly ring his knell

Burthen Ding-dong

Hark! now I hear them,--Ding-dong, bell.

FERDINAND
The ditty does remember my drown'd father.
This is no mortal business, nor no sound
That the earth owes. I hear it now above me.

запись создана: 13.10.2023 в 13:08

@темы: стихи, вода, искусство перевода

---

14-й сонет Шекспира

Я не по звездам о судьбе гадаю,
И астрономия не скажет мне,
Какие звезды в небе к урожаю,
К чуме, пожару, голоду, войне.

Не знаю я, ненастье иль погоду
Сулит зимой и летом календарь,
И не могу судить по небосводу,
Какой счастливей будет государь.

Но вижу я в твоих глазах предвестье,
По неизменным звездам узнаю,
Что правда с красотой пребудут вместе,
Когда продлишь в потомках жизнь свою.

А если нет - под гробовой плитою
Исчезнет правда вместе с красотою.

Перевод С.Маршака

***

Not from the stars do I my judgment pluck;
And yet methinks I have astronomy,
But not to tell of good or evil luck,
Of plagues, of dearths, or seasons' quality;

Nor can I fortune to brief minutes tell,
Pointing to each his thunder, rain and wind,
Or say with princes if it shall go well,
By oft predict that I in heaven find:

But from thine eyes my knowledge I derive,
And, constant stars, in them I read such art
As truth and beauty shall together thrive,
If from thyself to store thou wouldst convert;

Or else of thee this I prognosticate:
Thy end is truth's and beauty's doom and date.

@темы: стихи, искусство перевода

---

искусство зримых слов

Pinterest: Generative AI

stained glass with bronze and rust and gold and dark-metal, Astrolable Scouttroper, on a foggy sunset background, Moebis, Takato Yamamoto, Erin Hanson, vibrant hyperrealism, post-impressionistic oil and watercolor mixed with ink outlines

Искусственная нейросеть (нейронная сеть) — это программа, которая повторяет модель человеческих нейронных связей.

NB: боюсь, что обратный перевод - изображений в слова - машине вряд ли доступен.

запись создана: 14.04.2023 в 13:31

@темы: рисунки, AI, искусство перевода

---

Walt Whitman (Уолт Уитмен)

Leaves of Grass. 5. Calamus. 17. I Saw in Louisiana a Live-Oak Growing

I saw in Louisiana a live-oak growing,
All alone stood it and the moss hung down from the branches,
Without any companion it grew there uttering joyous of dark green,
And its look, rude, unbending, lusty, made me think of myself,
But I wonder'd how it could utter joyous leaves standing alone there
without its friend near, for I knew I could not,
And I broke off a twig with a certain number of leaves upon it and
twined around it a little moss,
And brought it away, and I have placed it in sight in my room,
It is not needed to remind me as of my own dear friends,
(For I believe lately I think of little else than of them,)
Yet it remains to me a curious token, it makes me think of manly love;
For all that, and though the live-oak glistens there in Louisiana
solitary in a wide in a wide flat space,
Uttering joyous leaves all its life without a friend a lover near,
I know very well I could not.

Листья травы. 5. Из цикла «Аир благовонный». 17. Я видел дуб в Луизиане

Я видел дуб в Луизиане,
Он стоял одиноко в поле, и с его ветвей свисали мхи,
Он вырос один, без товарищей, весело шелестя своей темной
листвой,
Несгибаемый, корявый, могучий, был он похож на меня,
Но странно мне было, что он мог в одиночестве, без единого
друга, шелестеть так весело листвой, ибо я на его месте
не мог бы,
И я отломил его ветку, и обмотал ее мхом,
И повесил ее на виду в моей комнате
Не затем, чтобы она напоминала мне о милых друзьях
(Я и без того в эти дни ни о ком другом не вспоминаю),
Но она останется для меня чудесным знамением
дружбы-любви,
И пусть себе дуб средь широкого поля, там, в Луизиане,
искрится, одинокий, под солнцем,
Весело шумя своей листвой всю жизнь без единого друга, -
Я знаю очень хорошо, что я не мог бы.

Перевод К. Чуковского

@темы: стихи, деревья, искусство перевода

---

"и вася кот!"

«Боб твой дядя!» — это выражение часто употребляют в Великобритании. Его ставят в конец предложения, и означает оно что-то вроде «Вуаля!» (или, как подсказывает ведущий наших групп в Фейсбуке и ВКонтакте Максим, «… и Вася кот!».

— How did you make this cake? It’s delicious! (Как ты испек этот пирог? Он восхитителен!)

— Well, I just mixed in the batter thoroughly, poured it into a cake pan, baked it for 30 minutes and Bob’s your uncle! (Ну, я просто хорошенько смешал тесто, вылил его в форму, выпекал 30 минут — и вуаля!

@темы: словарь, сказать почти то же самое, искусство перевода

---

Тэффи
Переводчица

Самыми презренными людьми в Египте считались свинопасы и переводчики.

История Египта

Каждую весну раскрываются двери женских гимназий, пансионов и институтов и выпускают в жизнь несколько сотен переводчиц.

Я не шучу. До шуток ли тут!


В былые времена о чем думали и о чем заботились маменьки выпускных девиц?

– Вот буду вывозить Машеньку. Может быть, и пошлет Бог подходящую партию. Глашенька-то как хорошо пристроилась. Всего девять зим выезжала, на десятую – Исайя, ликуй!

Так говорила маменька со средствами. У кого же не было запаса на девять зим, те старались подсунуть дочь погостить к богатому родственнику или к «благодетельнице». И родственник, и благодетельница понимали, что каждую девицу нужно выдавать замуж, и способствовали делу. Вейнингеров в то время еще не было, и никто не подозревал о том, как низка и вредна женщина. Открыть глаза было некому, и молодые люди женились на барышнях.

Так было прежде.

Теперь совсем не то. Теперь жених (так называемый «жених» – лицо собирательное), как бы влюблен он ни был, уже вкусил от Вейнингера! Хоть из десятых рук, от какого-нибудь репетитора племянника сестры, двоюродного дяди. И пусть он слышал только всего, что у Вейнингеров все «м» да «ж», – с него достаточно, чтобы скривить рот и сказать барышне:

– Знаете, я принципиально против женитьбы. У женщин слишком много этих всяких букв... Вейнингер совершенно прав!
И маменьки это знают.

– Знаете, Авдотья Петровна, – говорит маменька своей приятельнице. – Что-то в нас, в женщинах, такое открылось нехорошее. Уж и ума не приложу, что такое. Придется, видно, Сонечке в контору поступать либо переводов искать.

– Все в конторах переполнено. У меня две дочки второй год со всех языков переводят. Беда!

– Уж не переехать ли лучше в провинцию? Может быть, там еще ничего не знают про наши дела. Может, до них еще не дошло.

– Да, рассказывайте! У меня в Могилеве брат жену бросил. Пишет: никуда жена не годится. Что ни сделает – все «ж». Едет, бедная, сюда. Хочет переводами заняться...

Выйдет девица из института, сунется в одну контору – полно. В другую – полно. В третьей – запишут кандидаткой.

– Нет, – скажут, – сударыня. Вам не особенно долго ждать придется. Лет через восемь получите место младшей подбарышни, сразу на одиннадцать рублей. Счастливо попали.

Повертится девица, повертится. Напечатает публикацию:

«Окончившая институт, знает все науки практически и теоретически, может готовить все возрасты и полы, временем и пространством не стесняется».

Придет на другой день старуха, спросит:

– А вы сладкое умеете?

– Чего-с?

– Ну, да, сладкое готовить умеете?

– Нет, я этому не училась.

– Так чего же тогда публикуете, что готовить умеете. Только даром порядочных людей беспокоите.

Больше не придет никто.

Поплачет девица, потужит и купит два словаря: французский и немецкий.

Тут судьба ее определяется раз навсегда.

Трещит перо, свистит бумага, шуршит словарь...

Скорей! Скорей!

Главное достоинство перевода, по убеждению издателей,&nbsbr;– скорость выполнения.

Да и для самой переводчицы выгоднее валять скорее. Двенадцать, пятнадцать рублей с листа. Эта плата не располагает человека к лености.

Трещит перо.

«Поздно ночью, прокрадываясь к дому своей возлюбленной, увидел ее собаку, сидеть одной на краю дороги».

«Он вспомнил ее слова: «Я была любовницей графа, но это не переначнется».

Бумага свистит.

«Красавица была замечательно очаровательна. Ее смуглые черты лица были невероятны. Крупные котята (chatons – алмазы) играли на ее ушах. Но очаровательнее всего была ямочка на подзатыльнике красавицы. Ах, сколько раз – увы! – этот подзатыльник снился Гастону!»

Шуршит словарь.

«Зал заливался светом при помощи канделябров. Графиня снова была царицей бала. Она приехала с дедушкой в открытом лиловом платье, отделанном белыми розами».

«Амели плакала, обнимая родителям колени, которые были всегда так добры к ней, но теперь сурово отталкивали ее».

«Она была полного роста, но довольно бледного».

«Он всюду натыкался на любовь к себе и нежное обращение».

Вот передо мною серьезная работа – перевод какой-то английской богословской книги.

Читаю:

«Хорош тот, кто сведет стадо в несколько голов. Но хорош и тот, кто раздобудет одного барана. Он также может спокойно зажить в хорошей деревне».

Что такое? Что же это значит?

Это значит вот что:

«Блажен приведший всю паству свою, но блажей и приведший одну овцу, ибо и он упокоится в селениях праведных».

Все реже и реже шуршит словарь. Навык быстро приобретается. Работа приятная. Сидишь дома, в тепле. Бежать никуда не надо. И знакомым можно ввернуть словечко, вроде:

– Мы, литераторы...

– С тех пор как я посвятила себя литературе...

– Ах, литературный труд так плохо оплачивается... У нас нет ничего, кроме славы!

Трещат перья, свистит бумага. Скорей! Скорей.

«Алиса Рузевельт любит роскошь. На большом приеме она щегольнула своим полуплисовым платьем».

Шуршит словарь.

@темы: книги, искусство перевода

---

...Нет, с рук моих весь океан Нептуна не смоет кровь...

Шекспир, "Макбет"

Whence is that knocking?
How is't with me, when every noise appals me?
What hands are here? ha! they pluck out mine eyes.
Will all great Neptune's ocean wash this blood
Clean from my hand? No, this my hand will rather
The multitudinous seas incarnadine,
Making the green one red.

         

Перевод Юрия Корнеева:

Где стучат?
Да что со мной? Я шороха пугаюсь!
Чьи это пальцы рвут мои глаза?
Нет, с рук моих весь океан Нептуна
Не смоет кровь. Скорей они, коснувшись
Зеленой бездны моря, в красный цвет
Ее окрасят.


Перевод Бориса Пастернака:

Стучат! Кто к нам стучится? Что со мной?
Теперь меня пугает каждый шорох.
А руки, руки! Мне их вид глаза
Из впадин вырывает. Океана
Не хватит их отмыть. Скорей вода
Морских пучин от крови покраснеет.


Перевод Михаила Лозинского:

Где стучат?
Да что со мной? Мне страшен всякий звук.
Чьи это руки? Ха! Они глаза мне
Рвут прочь! Отмоет ли с моей руки
Весь океан Нептунов эту кровь?
Верней, моя рука, морей коснувшись,
Их празелень окрасит в красный цвет.


Перевод Сергея Соловьёва:

Стучат!
О, что со мной, что каждый звук меня
Приводит в дрожь? А что за руки?
Они глаза мне вырвут!..
Нет, весь великий океан Нептуна
Не смоет эту кровь с моей руки!
Скорей побагровеют волны моря,
Зардеет зелень их.


Перевод Юрия Лифшица:

Кто там стучит? Ну вот...
Уже пугаюсь шума. Эти руки...
Смотрю на них я — и боюсь ослепнуть.
Едва ли в океане мировом
Воды достанет руки мне отмыть.
Скорей они морскую бирюзу
В рубин кроваво-красный превратят.


Перевод Александра Флори:

Стучат! Да что со мной?
Шарахаюсь от шороха! А руки!
От вида их скрываются глаза,
Выскакивая из орбит, как будто
Хотят бежать от ужаса. Ничем,
Ничем я этой крови не отмою.
Я руки окунул бы в океан,
И бездны бирюза преобразилась
В кровавый пурпур.


Перевод Андрея Кронеберга (1847):

Откуда этотъ стукъ? О, что со мною,
Что каждый шумъ меня пугаетъ? Га!
Какія руки! О, онѣ готовы
Мнѣ вырвать зрѣніе! А эту кровь
Не смоетъ съ рукъ весь океанъ Нептуна.
Нѣтъ! нѣтъ! скорѣй отъ этихъ рукъ
Въ моряхъ безчисленныхъ заплещутъ волны
Какъ кровь багровыя!

@темы: вода, сказать почти то же самое, искусство перевода

---

"Улисс" - одно из лучших стихотворений Теннисона, которое в России известно лишь по последней строчке.
Эта строка была девизом героя известного романа Вениамина Каверина "Два капитана": 
"Бороться и искать, найти и не сдаваться",
в оригинале: To strive, to seek, to find, and not to yield.

В фильме Skyfall (2012) мы его уже слышали.

Перевод Г. Кружкова

Что пользы, если я, никчёмный царь
Бесплодных этих скал, под мирной кровлей
Старея рядом с вянущей женой,
Учу законам этот тёмный люд? –
Он ест и спит и ничему не внемлет.
Покой не для меня; я осушу
До капли чашу странствий; я всегда
Страдал и радовался полной мерой:
С друзьями – иль один; на берегу –
Иль там, где сквозь прорывы туч мерцали
Над пеной волн дождливые Гиады.
Бродяга ненасытный, повидал
Я многое: чужие города,
Края, обычаи, вождей премудрых,
И сам меж ними пировал с почётом,
И ведал упоенье в звоне битв
На гулких, ветреных равнинах Трои.

Я сам – лишь часть своих воспоминаний:
Но всё, что я увидел и объял,
Лишь арка, за которой безграничный
Простор – даль, что всё время отступает
Пред взором странника. К чему же медлить,
Ржаветь и стынуть в ножнах боязливых?
Как будто жизнь – дыханье, а не подвиг.
Мне было б мало целой груды жизней,
А предо мною – жалкие остатки
Одной; но каждый миг, что вырываю
У вечного безмолвья, принесёт
Мне новое. Позор и стыд – беречься,
Жалеть себя и ждать за годом год,
Когда душа изныла от желанья
Умчать вслед за падучею звездой
Туда, за грань изведанного мира!
Вот Телемах, возлюбленный мой сын.
Ему во власть я оставляю царство;
Он терпелив и кроток, он сумеет
С разумной осторожностью смягчить
Бесплодье грубых душ и постепенно
Взрастить в них семена добра и пользы.
Незаменим средь будничных забот,
Отзывчив сердцем, знает он, как должно
Чтить без меня домашние святыни:
Он выполнит своё, а я – своё.

Передо мной – корабль. Трепещет парус.
Морская даль темна. Мои матросы,
Товарищи трудов, надежд и дум,
Привыкшие встречать весёлым взором
Грозу и солнце – вольные сердца!
Вы постарели, как и я. Ну что ж;
У старости есть собственная доблесть.
Смерть обрывает всё; но пред концом
Ещё возможно кое-что свершить,
Достойное сражавшихся с богами.

Вон замерцали огоньки по скалам;
Смеркается, восходит месяц; бездна
Вокруг шумит и стонет. О друзья,
Ещё не поздно открывать миры, –
Вперёд! Ударьте вёслами с размаху
По звучным волнам. Ибо цель моя –
Плыть на закат, туда, где тонут звёзды
В пучине Запада. И мы, быть может,
В пучину канем – или доплывём
До Островов Блаженных и увидим
Великого Ахилла (меж других
Знакомцев наших). Нет, не всё ушло.
Пусть мы не те богатыри, что встарь
Притягивали землю к небесам.
Мы – это мы; пусть время и судьба
Нас подточили, но закал всё тот же.
И тот же в сердце мужественный пыл –
Дерзать, искать, найти и не сдаваться!

Оригинал

It little profits that an idle king,
By this still hearth, among these barren crags,
Matched with an agèd wife, I mete and dole
Unequal laws unto a savage race,
That hoard, and sleep, and feed, and know not me.
 
I cannot rest from travel: I will drink
Life to the lees: all times I have enjoyed
Greatly, have suffered greatly, both with those
That loved me, and alone; on shore, and when
Through scudding drifts the rainy Hyades
Vexed the dim sea: I am become a name;
For always roaming with a hungry heart
Much have I seen and known; cities of men
And manners, climates, councils, governments,
Myself not least, but honoured of them all;
And drunk delight of battle with my peers,
Far on the ringing plains of windy Troy.
I am a part of all that I have met;
Yet all experience is an arch wherethrough
Gleams that untravelled world, whose margin fades
For ever and for ever when I move.
How dull it is to pause, to make an end,
To rust unburnished, not to shine in use!
As though to breathe were life. Life piled on life
Were all too little, and of one to me
Little remains: but every hour is saved
From that eternal silence, something more,
A bringer of new things; and vile it were
For some three suns to store and hoard myself,
And this grey spirit yearning in desire
To follow knowledge like a sinking star,
Beyond the utmost bound of human thought.
 
This my son, mine own Telemachus,
To whom I leave the sceptre and the isle—
Well-loved of me, discerning to fulfil
This labour, by slow prudence to make mild
A rugged people, and through soft degrees
Subdue them to the useful and the good.
Most blameless is he, centred in the sphere
Of common duties, decent not to fail
In offices of tenderness, and pay
Meet adoration to my household gods,
When I am gone. He works his work, I mine.
 
 There lies the port; the vessel puffs her sail:
There gloom the dark broad seas. My mariners,
Souls that have toiled, and wrought, and thought
                with me—
That ever with a frolic welcome took
The thunder and the sunshine, and opposed
Free hearts, free foreheads—you and I are old;
Old age hath yet his honour and his toil;
Death closes all: but something ere the end,
Some work of noble note, may yet be done,
Not unbecoming men that strove with Gods.
The lights begin to twinkle from the rocks:
The long day wanes: the slow moon climbs: the deep
Moans round with many voices. Come, my friends,
'Tis not too late to seek a newer world.
Push off, and sitting well in order smite
The sounding furrows; for my purpose holds
To sail beyond the sunset, and the baths
Of all the western stars, until I die.
It may be that the gulfs will wash us down:
It may be we shall touch the Happy Isles,
And see the great Achilles, whom we knew
Though much is taken, much abides; and though
We are not now that strength which in old days
Moved earth and heaven; that which we are, we are;
One equal temper of heroic hearts,
Made weak by time and fate, but strong in will
To strive, to seek, to find, and not to yield.

Перевод К. Бальмонта

Немного пользы в том, что, царь досужий,
У очага, среди бесплодных скал,
Я раздаю, близ вянущей супруги,
Неполные законы этим диким,
Что копят, спят, едят, меня не зная.
Мне отдых от скитаний, нет, не отдых,
Я жизнь мою хочу испить до дна.
Я наслаждался, я страдал - безмерно,
Всегда, - и с теми, кем я был любим.
И сам с собой, один. На берегу ли,
Или когда дождливые Гиады
Сквозь дымный ток ветров терзали море, -
Стал именем я славным, потому что,
Всегда с голодным сердцем путь держа,
Я знал и видел многое, - разведал
Людские города, правленья, нравы,
И разность стран, и самого себя
Среди племен, являвших мне почтенье,
Я радость боя пил средь равных мне,
На издававших звон равнинах Трои.
Я часть всего, что повстречал в пути.
Но пережитый опыт - только арка,
Через нее непройденное светит,
И край того нетронутого мира,
Чем дальше путь держу, тем дальше тает.
Как тупо-тускло медлить, знать конец,
В закале ржаветь, не сверкать в свершенье.
Как будто бы дышать -- уж значит жить.
Брось жизнь на жизнь, все будет слишком мало.
И сколько мне моей осталось жизни?
Лишь краешек. Но каждый час спасен
От вечного молчания, и больше -
Весть нового приносит каждый час.
Копить еще какие-то три солнца, -
Презренно, - в кладовой хранить себя,
И этот дух седой, томимый жаждой,
Вслед знанью мчать падучею звездой
За крайней гранью мысли человека.
Здесь есть мой сын, родной мой Телемах,
Ему оставлю скипетр я и остров, -
Возлюбленный, способный к различенью,
Неторопливой мудростью сумеет
В народе угловатости сровнять
И привести к благому ровным всходом.
Он безупречен, средоточно-четок,
Обязанности общие блюдя
И в нежности ущерба не являя,
Богов домашних в меру он почтит,
Когда меня здесь более не будет.
Свое свершает он, а я мое. Вот порт.
На корабле надулся парус.
Замглилась ширь морей. Мои матросы,
Вы, что свершали, бились, размышляли
Со мною вместе, с резвостью встречая
И гром и солнце, - противопоставить
Всему умея вольное лицо, - Мы стары, я и вы.
Но в старых годах
Есть честь своя и свой достойный труд.
Смерть замыкает все. Но благородным
Деянием себя отметить можно
Перед концом, - свершением, пристойным
Тем людям, что вступали в бой с богами.
Мерцая, отступает свет от скал,
Укоротился долгий день, и всходит
Медлительно над водами луна.
Многоголосым гулом кличет бездна.
Плывем, друзья, пока не слишком поздно
Нам будет плыть, чтоб новый мир найти.
Отчалим и, в порядке строгом сидя,
Ударим по гремучим бороздам.
Мой умысел - к закату парус править,
За грань его, и, прежде чем умру,
Быть там, где тонут западные звезды.
Быть может, пропасть моря нас проглотит,
Быть может, к Островам дойдем
Счастливым, Увидим там великого Ахилла,
Которого мы знали. Многих нет,
Но многие доныне пребывают.
И нет в нас прежней силы давних дней,
Что колебала над землей и небо,
Но мы есть мы. Закал сердец бесстрашных,
Ослабленных и временем и роком,
Но сильных неослабленною волей
Искать, найти, дерзать, не уступать.

@темы: стихи, искусство перевода

---

Контекстом, определяющим значение термина в таких случаях, обычно
является область техники, в которой термин используется, например:
Frame
В станкостроении - станина
В кинематографии - кадр, видео кадр
В строительстве - каркас
В текстильном производстве - ткацкий станок
В литейном производстве - опока
В вычислительной технике - блок данных фиксированного формата,
система отчета, система координат,
стойка, каркас корпуса (ПК).

Люди, которые думают, что термины однозначны, и поэтому их можно "переводить ", т.е. заменять в переводе "соответствующими" словами русского языка, нередко попадают в смешное положение, принимая за однозначный интернациональный термин слово, которое на самом деле таковым не является.

Между прочим, один из первых переводчиков "Путешествий Гулливера" на русский язык попался в подобную ловушку и принял слово compasses за интернациональный термин, который он перевел как "компас". В результате, лиллипутианские портные, снимающие мерку с Гулливера, расхаживают по нему с компасами в руках, вместо того чтобы вооружиться землемерными саженями (двуногами или циркулями для обмеривания земельных участков)!

@темы: искусство перевода

---

Повесть Гоголя и лексические трансформации, или «испорченный телефон»
Эксперимент, описанный в книге Эдуарда Вартаньяна "Путешествие в слово":
Профессиональные переводчики, преподаватели и студенты ряда высших учебных заведений Москвы, прекрасно владеющие двумя языками, по цепочке переводили  следующий отрывок из произведения Н.В.Гоголя «Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»:

  Она сплетничала и ела вареные бураки по утрам и отлично хорошо ругалась – и при всех этих разнообразных занятиях лицо ее ни па минуту не изменяло своего выражения, что обыкновенно могут показывать одни только женщины.

На каждом этапе результат также переводился на русский, чтобы продемонстрировать читателям все изменения, что не гарантирует, конечно, стопроцентной передачи переведенного текста, но не умиляет комичности получившегося результата.

При переводе с русского на английский мало что изменилось,  однако уже на следующем этапе, при переводе с английского на немецкий, сдержанное слово сплетничала превратилось в выразительное трепалась, а про лицо было сказано – оно оставалось совсем без выражения, так, как это умеет каждая женщина.

Следующим звеном в этой цепочке оказался японский язык. Присущая ему изысканность побудила переводчика заменить эмоциональное трепалось более нейтральным болтала, а энергичное ругалась мягким злословила.
В арабском языке гоголевский персонаж уже не просто болтал, но болтал языком, и не просто злословил, а стал, конечно, извергать страшные проклятия.

Принявший эстафету француз заключил первый этап лингвистического опыта так: Она имела привычку чесать языком, когда ела свекольный бульон; из ее рта вылетал поток отборных словечек, и все это без малейшего выражения на лице. Так поступают все женщины. Хотя вариант этого фрагмента уже значительно разнился от оригинала, злоключения перевода по–настоящему только начинались.

Пройдя через индонезийский язык, в котором личные местоимения он и она обозначаются одним и тем же словом, затем через голландский и турецкий, фраза трансформировалась так: В то время как женщина, поедая жидкое свекольное варево, отпускала ругательства, мужчина занимался болтовней. Они делали это, не выказывая своих чувств, как это принято у женщин.

На испанском ничего по изменилось, разве что вместо слова отпускала употребили выбрасывала. С испанского на язык йоруба переводил житель Судана: он отнесся к делу творчески, переиначив конкретное варево из свеклы на общее варево из плодов земли, а общее занимался болтовней – на конкретное хвастал своими мнимыми подвигами.

Следующий переводчик, владеющий языком йоруба, вернул текст к английскому языку, привнеся свои лексические поправки. К плодам земли он сделал уточнение – фрукты; выбрасывала ругательства скорректировал как выбрасывала нехорошие штуки, выражение хвастал своими мнимыми подвигами передал английской идиомой бил в литавры.

Новое прочтение гоголевского отрывка было в дальнейшем переведено с английского на язык африканского племени Бамбара, с него опять на французский, где штуки преобразились в вещи, а после этого на итальянский: Она пила компот и выбрасывала из дома ненужные вещи, а он бил в тамтам, выражая почти женский восторг.

На чешском ненужные вещи переведены проще старье, под влиянием тамтамов дом уменьшился до хижины, а женский восторг заменился на краткое и исчерпывающее восторженно. Норвежец решительно исправил чешский вариант: не восторженно, а радостно. Швед внес стилистическую стройность деепричастным оборотом: Выпив компот, она...  

И вот наступила заключительная фаза эксперимента – сопоставление отрывка с языком оригинала. Теперь, после добросовестных усилий двух десятков переводчиков, пройдя через традиции, законы, характер и особенности различных языков, гоголевская фраза трансформировалась в нелепые до смешного строки:
  Выпив компот, она выбросила из хижины старье, а он радостно забил в тамтам.

Из тридцати четырех слов оригинала к финишу пришло только одно: личное местоимение она, ну, а процент правильно переведенной мысли был сведен к нулю. Единственно, что утешает – так это то, что переводческий эксперимент был проведен не при жизни Николая Васильевича Гоголя.

@темы: книги, сказать почти то же самое, искусство перевода

---

Странно, что Степанов, которого я очень уважаю за перевод сонетов Шекспира, где он очень точен, и по духу и по букве, абсолютно глух к деталям здесь. Не замечает не только разорванного пространства в следующих строках (coming over the Starnbergersee ... And went on in sunlight, into the Hofgarten), но и, что совсем уж удивительно, искажает отсылку к "Буре" его любимого Шекспира:

Вот ваша карта - Утопший Моряк-Финикиец
(Вот жемчуг очей его! Вот!),

в оригинале Is your card, the drowned Phoenician Sailor,
(Those are pearls that were his eyes. Look!)

то есть, жемчуг на месте его глаз, точная цитата из второй сцены "Бури", где говорится, что море заменило его части тела чем-то своим, драгоценным и странным, смысл, который в переводе Степанова теряется. И так во всем. Степанову удается ритм и размер, но он очень небрежен в переводе.

отсюда

@темы: стихи, сказать почти то же самое, искусство перевода

---

"Благие знамения". Авиабомба

https://vk.com/video721915931_456239019 - на русском языке

https://vk.com/video721915931_456239018 - английский оригинал

@темы: видео, искусство перевода

---

искусство называть

Иногда слова, уже существующие в языке, переосмысливаются.

Так, слово egg – "яйцо" получило специальное значение – "авиабомба".

@темы: искусство перевода

---

Нелегкому труду переводчиков посвящается

…а лекарям, кухарям, толмачам и протчей обозной сволочи за последним колесом последней колесницы итти, дабы видом своим унылым грусть на войска не наводить.

Петр Алексеевич Романов (из Диспозиции на марш к Азову)
   

@темы: искусство перевода

---

The Road Not Taken
Robert Frost

Two roads diverged in a yellow wood,
And sorry I could not travel both
And be one traveler, long I stood
And looked down one as far as I could
To where it bent in the undergrowth.

Then took the other, as just as fair,
And having perhaps the better claim,
Because it was grassy and wanted wear;
Though as for that the passing there
Had worn them really about the same.

And both that morning equally lay
In leaves no step had trodden black.
Oh, I kept the first for another day!
Yet knowing how way leads on to way,
I doubted if I should ever come back.

I shall be telling this with a sigh
Somewhere ages and ages hence:
Two roads diverged in a wood, and I--
I took the one less traveled by,
And that has made all the difference.

Перевод Г. Кружкова

В осеннем лесу, на развилке дорог,
Стоял я, задумавшись, у поворота;
Пути было два, и мир был широк,
Однако я раздвоиться не мог,
И надо было решаться на что-то.

Я выбрал дорогу, что вправо вела
И, повернув, пропадала в чащобе.
Нехоженей, что ли, она была
И больше, казалось мне, заросла;
А впрочем, заросшими были обе.

И обе манили, радуя глаз
Сухой желтизною листвы сыпучей.
Другую оставил я про запас,
Хотя и догадывался в тот час,
Что вряд ли вернуться выпадет случай.

Еще я вспомню когда-нибудь
Далекое это утро лесное:
Ведь был и другой предо мною путь,
Но я решил направо свернуть --
И это решило все остальное.

@темы: стихи, искусство перевода

---

Переводить Стивенса трудно. Но природа этой трудности совсем не та, что мешает, скажем, “английскому Пушкину”. Беда не в языке, а в поэте: Стивенс предельно ясен и бесконечно темен. Это не оксюморон, это — фундаментальное качество его поэтики, в которой неопределенность неизбежна, как в квантовой механике.

Стихотворения Стивенса складываются не из строчек, а из мнемонических знаков, напоминающих автору о пути, который он проделал. Каждый, кто был в лесу, знает, что трудно не заметить зарубку на стволе, но еще труднее понять, что она означает. Впрочем, со Стивенсом дело обстоит еще сложнее. Стихи его не загадочны, а таинственны, ибо зовут к размышлению, не приводящему к результату.

От переводчика тут требуется самоуверенность дерзкого интерпретатора и тихое смирение послушника. Не без зависти глядя, как Григорий Кружков вел изнурительные переговоры между английским оригиналом и его русским отражением, я понял, что он, как хороший пианист, исполняет точно, а трактует смело. Что, конечно, не исключает других, самых разных вариантов перевода Стивенса, который и на родном-то языке постоянно ускользает от исчерпывающего прочтения.

https://magazines.gorky.media/inostran/1998/10/stihi-51.html


Уоллес Стивенс 
Тринадцать способов нарисовать дрозда
Перевод Г. Кружкова

I
Среди гор, засыпанных снегом,
Единственнoй движущейся точкой
Был глаз черного дрозда.

II
Я думал натрое —
Как дерево,
Приютившее трех дроздов.


III
Черный дрозд, закрученный осенним вихрем.
Он словно вырван из пантомимы.

IV
Мужчина и женщина —
Одна плоть.
Мужчина, женщина и черный дрозд —
Одна плоть.

V
Не знаю, что выбрать —
Красоту звучаний
Или красоту умолчаний,
Песенку дрозда
Или паузу после.

VI
Гроздья сосулек загородили окно
Первобытным стеклом.
Тень черного дрозда
Пересекла их дважды,
Туда и обратно.
Загадка
Этой мимолетности
Неисследима.

VII
О тощие мудрецы Годдема!
Что мечтать о золотых соловьях?
Разве вы не видите, как черный дрозд
Прогуливается по траве
Между туфелек женских?

VIII
Мне ведомы тайны созвучий
И тайны гибких, властительных ритмов.
Но мне ведомо также,
Что без черного дрозда
Ничего бы не вышло.

IX
Когда дрозд скрылся вдали,
Он наметил границу
Какого-то важного круга.

X
При виде черных дроздов,
Летящих в зеленом свете,
Даже прожженные сводни мелодий
Взвизгнут.

XI
Переезжая через Коннектикут
В стеклянной карете,
Он вдруг испугался:
А не принял ли он
За черного дрозда
Тень своего экипажа?

XII
Все течет.
Черный дрозд не меняется.

XIII
Вечерело весь день.
Снег шел
И собирался идти.
Черный дрозд сидел
В кроне кедра.

Wallace Stevens
Thirteen Ways of Looking at a Blackbird

I
Among twenty snowy mountains,
The only moving thing
Was the eye of the black bird.

II
I was of three minds,
Like a tree
In which there are three blackbirds.

III
The blackbird whirled in the autumn winds.
It was a small part of the pantomime.

IV
A man and a woman
Are one.
A man and a woman and a blackbird
Are one.

V
I do not know which to prefer,
The beauty of inflections
Or the beauty of innuendoes,
The blackbird whistling
Or just after.

VI
Icicles filled the long window
With barbaric glass.
The shadow of the blackbird
Crossed it, to and fro. The mood
Traced in the shadow
An indecipherable cause.

VII
O thin men of Haddam,
Why do you imagine golden birds?
Do you not see how the blackbird
Walks around the feet
Of the women about you?

VIII
I know noble accents
And lucid, inescapable rhythms;
But I know, too,
That the blackbird is involved
In what I know.

IX
When the blackbird flew out of sight,
It marked the edge
Of one of many circles.

X
At the sight of blackbirds
Flying in a green light,
Even the bawds of euphony
Would cry out sharply.

XI
He rode over
Connecticut In a glass coach.
Once, a fear pierced him,
In that he mistook
The shadow of his equipage
For blackbirds.

XII
The river is moving.
The blackbird must be flying.

XIII
It was evening all afternoon.
It was snowing
And it was going to snow.
The blackbird sat In the cedar-limbs.

@темы: стихи, статьи, искусство перевода

---

Уильям Батлер Йейтс
Фергус и Друид
Перевод А. Сергеева:

Фергус: Весь день я за тобою шел по скалам,
А ты, как облако, менял свой облик,
Был древним вороном, на чьих крылах
Едва трепещут перья, был куницей,
На камень с камня скачущей проворно,
И вот ты принял облик человека
И стал передо мной, седой и дряхлый,
Полурастаявший в вечернем мраке.

Друид: Чего тебе, король из Алой Ветви?

Фергус: Скажу тебе, мудрейший из живущих:
Я сел судить, а юный Конхобар
Судил со мной, и был премудр словами,
И разрешал легко все, что казалось
Неразрешимым, и свою корону
Ему я отдал, чтоб тоску избыть.

Друид: Чего тебе, король из Алой Ветви?

Фергус: Досель король! И в этом скорбь моя.
Я праздную с народом на холме,
Брожу в лесу или гоню коней
По белой кромке ропщущего моря
И всюду знаю, что на мне корона.

Друид: Чего тебе?

Фергус: Расстаться с королевством,
Постичь твою мечтательную мудрость.

Друид: Взгляни на седину мою и дряхлость,
На руки, коим не поднять меча,
На тело, что трепещет, как тростинка.
Меня не знала женщина, мужчина
Ко мне не обращался за подмогой.

Фергус: Король всего лишь труженик безумный,
Он тратит кровь, чтоб стать чужой мечтой.

Друид: Раз ты решил, возьми суму с мечтами;
Развяжешь — и они тебя обступят.

Фергус: Я вижу, бытие мое струится
Рекой от перемены к перемене;
Я многим был — зеленой каплей моря,
Лучом на стали, елью на холме,
Рабом, вращающим тяжелый ворот,
И королем на золотом престоле —
Все это было дивным и великим;
Теперь же, все познав, я стал ничем.
Друид, друид! Какие сети скорби
Таятся в пыльной маленькой суме!

William Butler Yeats
Fergus and the Druid

Fergus. This whole day have I followed in the rocks,
And you have changed and flowed from shape to shape,
First as a raven on whose ancient wings
Scarcely a feather lingered, then you seemed
A weasel moving on from stone to stone,
And now at last you wear a human shape,
A thin grey man half lost in gathering night.

Druid. What would you, king of the proud Red Branch kings?

Fergus. This would I Say, most wise of living souls:
Young subtle Conchubar sat close by me
When I gave judgment, and his words were wise,
And what to me was burden without end,
To him seemed easy, So I laid the crown
Upon his head to cast away my sorrow.

Druid. What would you, king of the proud Red Branch kings?

Fergus. A king and proud! and that is my despair.
I feast amid my people on the hill,
And pace the woods, and drive my chariot-wheels
In the white border of the murmuring sea;
And still I feel the crown upon my head.

Druid. What would you, Fergus?

Fergus. Be no more a king
But learn the dreaming wisdom that is yours.

Druid. Look on my thin grey hair and hollow cheeks
And on these hands that may not lift the sword,
This body trembling like a wind-blown reed.
No woman’s loved me, no man sought my help.

Fergus. A king is but a foolish labourer
Who wastes his blood to be another’s dream.

Druid. Take, if you must, this little bag of dreams;
Unloose the cord, and they will wrap you round.

Fergus. I See my life go drifting like a river
From change to change; I have been many things —
A green drop in the surge, a gleam of light
Upon a sword, a fir-tree on a hill,
An old slave grinding at a heavy quern,
A king sitting upon a chair of gold —
And all these things were wonderful and great;
But now I have grown nothing, knowing all.
Ah! Druid, Druid, how great webs of sorrow
Lay hidden in the small slate-coloured thing!

@темы: стихи, искусство перевода

---

СР.: "Ты не пройдешь!" и "Тебе не пройти!"

В одном из ярких эпизодов кинотрилогии “Властелин колец” волшебник Гэндальф, защищая мост над бездной Мории от демонического существа Балрога и полчищ орков, бьёт посохом оземь и произносит твёрдо и чётко:

You shall not pass!

Обратившись к английскому первоисточнику, мне без труда удалось обнаружить, что профессор Толкин в главе про Морийский мост использовал другую, хотя и близкую по смыслу фразу, вложив её в уста мудрого мага аж четырежды:

You cannot pass!

Сэр Питер Джексон в своей экранизации рассматриваемого эпизода романа “Братства кольца” урезал количество этих фраз волшебника ровно в два раза. Гэндальф, стоя на мосту и обращаясь к Балрогу, произносит “You cannot pass”, а затем, уже успешно отразив атаку, эффектно изрекает магическое заклинание “You shall not pass”, которого, повторюсь, не было в авторском оригинале.

Сила фразы Гэндальфа и её прямо-таки магическое воздействие на широкую публику и узкий каменный мост заключается, по моему мнению, в трансцендентной окраске грамматической конструкции “You shall not”. Замена модальных глаголов “will” или “can” на “shall” в отрицаниях придаёт фразам метасмыслы заклинания, завета, табуированного запрета.

Возьмём для примера Библию. Действительно, основа христианской морали - десять заповедей, начертанных перстом Божьим на скрижалях завета, используют всё ту же грамматическую форму “You shall not…”, то есть смысл заповедей передаёт модальный глагол “shall” в отрицании во втором лице.



Habr.com

@темы: статьи, словарь, сказать почти то же самое, искусство перевода

---

Три точки, три тире, три точки
... - - - ...
Save Our Souls - оригинал
Спасите наши души - перевод
Спасите От Смерти - мнемоник

@темы: музыка, сказать почти то же самое, искусство перевода

---

Искусство сказать иначе, или Искусство потаенного корня

Золя, "Чрево Парижа", глава 5
Перевод А. Линдегрен и М. Эйхенгольца

Сыры всевозможных сортов распространяли вокруг них острые запахи. На двух полках в глубине лавки стояли рядами глыбы масла; бретонское масло вылезало из корзин; нормандское, обернутое полотном, было похоже на слепки животов, на которые скульптор набросил мокрые полотенца; другие, початые глыбы, изрезанные широким ножом наподобие заостренных скал с долинами с трещинами, напоминали обрушившиеся вершины, позолоченные бледными вечерними лучами осеннего солнца. Под прилавком красного мрамора белели, как мел, корзины яиц, были здесь и ящики с соломенными плетенками, на которых лежали творожные сыры, сложенные верхушка к верхушке, и плоские, как медали, гурнейские сыры, более темные, испещренные зеленоватыми пятнами. Но в особенности много сыров громоздилось на прилавке. Тут,рядом с фунтовыми плитками масла, завернутыми в листья свеклы, распластался гигантский кантальский сыр, как бы разрубленный ударами топора; затем шел честер золотистого цвета; швейцарский сыр, похожий на колесо, отвалившееся от какой-нибудь колесницы варваров; голландские сыры, круглые, как отрубленные головы, перепачканные запекшейся кровью, твердые, точно пустые черепа, за что их и называют "мертвыми головами"; среди этой тяжелой тестообразной массы выделялся своим острым запахом пармезан. Три сыра бри лежали на круглых дощечках с унылым видом потухших лун; два из них, очень сухие, изображали полнолуние; третий, во второй четверти, - сочился белой, как сливки, жидкостью, образовавшей лужицу, несмотря на тонкие дощечки, при помощи которых старались сдержатьэту жидкую массу. Пор-салю, похожие на античные диски, были помечены внизу клеймом фабрикантов. Романтур, обернутый в серебряную бумагу, напоминал кусок нуги или какой-то засахаренный сыр, попавший невзначай между этими сырами, выделявшими импарения. Рокфоры под хрустальными колпаками важничали, как богачи с жирными физиономиями, испещренными голубыми и желтыми жилками, точно пораженные постыдной болезнью, с'евших на своем веку слишком много трюфелей. А лежавшие рядом на блюде козьи сыры, с детский кулачок, твердые и сероватые, напоминали булыжники, которые катятся из-под ног козла-вожака на крутых каменистых тропинках. Потом начинались неприятные запахи: от светло-желтых мондоров пахло чем-то сладким; еще более острые сыры - очень толстые труа, приплюснутые с боков, прибавляли к этому затхлось сырого погреба; камамбкры с пряным запахом совершенно протухшей дичи, невшательские и лимбургские сыры, мароли, понлевеки четырехугольной формы, - каждый вносил свою характерную остроту в грубую гамму, доводившую до тошноты; а над всеми господствовал ливаро с красноватым оттенком, дравший горло, как серные пары, и, наконкц, завернутые в листья орешника, подобно падали, которую крестьяне прикрывают ветвями на краю поля, когда она смердит на солнце. Послеполуденная жара размягчала сыры; плесень на их корках таяла, лоснилась богатыми тонами красной меди и зеленой медной окиси, как на назаживших струпьях; корка сыров оливе вздувалась под листьями, приходя в движение, точно грудь заснувшего человека, волнуемая медленными и тяжелыми вздохами; струя жизни продырявила один из этих сыров, который разрешился через трещину массою червей. А позади весов, в плоской коробке, сыр жероме с анисом распространяли такое зловоние, что мухи дохли вокруг него и падали на красный с серыми жилками мрамор.

Перевод Н. Гнедина

Вокруг них воняли сыры. На обеих полках вдоль задней стены тянулись огромные масляные холмы; бретонское масло выпирало из корзин; покрытые полотном, пучились глыбы нормандского, похожее на скульптурные этюды животов, завернутые в мокрые тряпки; другие, початые куски масла, которым с помощью широких ножей придали форму остроконечных утесов, изрезанных ложбинами и трещинами, были точно выветривающиеся горные вершины, позолоченные бледным осенним закатом. Меловая белизна яиц в корзинах под красным, с серыми прожилками, мрамором прилавка дополняла картину; сырки, называемые "затычками", уложенные верхушка к верхушке в ящиках с соломой, и гурнейские сыры, плоские, как медали, сливались в более темные полосы, тронутые зеленоватыми тонами. Но больше всего скопилось сыров на прилавке. Здесь, рядом с фунтовыми брусками масла, завернутыми в листья свеклы, раскинулся громадный, словно рассеченный топором сыр канталь; далее следовали: головка золотистого честера, головка швейцарского, подобная колесу, отвалившемуся от колесницы варвара; круглые голландские сыры, напоминавшие отрубленные головы с запекшимися брызгами крови; они кажутся твердыми, как черепа, почему голландский сыр и прозвали "мертвой головой" Пармезан, затесавшийся между грудами этой сырной массы, добавлял к ней свой душок. У трех головок бри, лежавших на круглых дощечках, были меланхолические физиономии угасших лун; две из них, уже очень сухие, являли собой полнолуние; а третья была луной на ущербе, она таяла, истекая белой жижей, образовавшей лужицу, и угрожала снести тонкие дощечки, с помощью которых тщетно пытались сдержать ее напор. Порсалю, похожие на античные диски, носили клеймо с фамилией фабриканта. Романтур в серебряном фольговом платье казался куском нуги или сладким сырком, ненароком попавшим в гущу этой едкой массы, охваченной брожением. А рокфоры под стеклянными колпаками, рокфоры тоже тщились казаться знатными господами; физиономии у них были нечистые и жирные, испещренные синими и желтыми жилками, как у богачей, больных постыдной болезнью от излишнего пристрастия к трюфелям; жесткие, сероватые сырки из козьего молока, те, что лежали рядом на блюде и были величиной с детский кулак, напоминали камушки, которые катятся из-под копыт козла-вожака, когда он мчится впереди стада по извилистой горной тропинке. Затем в общий хор вступали самые духовитые сыры: палевые мондоры, отдающие сладковатой тухлинкой; более острые, очень толстые труа с помятыми боками, вносившие в общий смрад затхлость сырого погреба; камамбер, пахнущий залежалой дичью, невшательские, лимбургские, марольские сыры, понлевеки, квадратные и зловонные, - и своеобразный запах каждого из них врывался резкой нотой в насыщенную до тошноты мелодию смрада; были там и ливаро, окрашенные в красный цвет, от которых дерет в горле, как от паров сернистой кислоты; и, наконец, на самом верху поместился оливе, прикрытый листьями орешника, - так крестьяне забрасывают ветками падаль на краю поля, разлагающуюся на солнце. Сыры плавились от полуденного зноя; плесень на их корке таяла, лоснилась, отливая великолепными медными тонами - красными и зеленовато-синими, походя на плохо затянувшиеся раны; а теплый ветер шевелил под листьями отставшую кожу оливе, и она медленно и тяжело вздымалась, точно грудь спящего человека; волна жизни проникла в один из ливаро, и он разродился кучей червей, выползших из размытой в нем щели. А сыр жероме с анисом, покоившийся в своей тонкой коробке за весами, до того вонял, что мухи попадали кругом на красный мрамор с серыми прожилками.

@темы: книги, сказать почти то же самое, искусство перевода