April showers bring May flowers
Однажды, отмечая свои сокровенные желания, Максимилиан Волошин записал в дневнике:
"...Острота видения...
Находить для каждого впечатления имя и отмечать его знаком".
...
Старинным золотом и желчью напитал
Вечерний свет холмы. Зардели, красны, буры,
Клоки косматых трав, как пряди рыжей шкуры,
В огне кустарники, и воды как металл.
А груды валунов и глыбы голых скал
В размытых впадинах загадочны и хмуры.
В крылатых сумерках - намеки и фигуры...
Вот лапа тяжкая, вот челюсти оскал,
Вот холм сомнительный, подобный вздутым ребрам.
Чей согнутый хребет порос, как шерстью, собром?
Кто этих мест жилец: чудовище? титан?
Здесь душно в тесноте... А там - простор, свобода,
Там дышит тяжело усталый Океан
И веет запахом гниющих трав и йода.
1907
...
Русским языком трудно передать цвет - в нем мало качественных цветовых прилагательных.
Но всего семь слов первого предложения передают не просто цвет, но и массу его сложных оттенков и его насыщенность:
"золото" (теплый, золотистый),
золото "старинное" (значит, неяркое, потускневшее)
"желчь" (желто-бурый, желтовато-зеленый),
"вечерний свет" (неяркий),
"напитал" - не окрасил, а пропитал насквозь, сделал насыщенным.
В первой строфе только три цветовых прилагательных - "красны", "буры", "рыжая" - но на передачу цвета работают почти все слова ("старинное", "вечерний"; "золото", "желчь", "свет", "огонь", "металл"; "напитал", "зардели").
Во второй строфе меняется точка обзора, словно спускаемся в "размытые впадины": исчезает свет (там сумерки) и цвет (ни одного "цветного" слова).
В "крылатых сумерках" ясность видения уступает место воображению.
Но фантазия окрашена нарастающей тревогой: "загадочны" - "хмуры" - "намеки" - "лапа тяжкая" - "челюсти оскал".
А дальше: "сомнительный холм" - "согнутый хребет" - "чудовище".
И напряженная интонация вопроса.
Духоту и сумерки отодвигает прекрасный Океан - трижды олицетворенный: "усталый", он "дышит", и дышит "тяжело", как после тяжелой работы.
Простор, свобода, дыхание Океана побеждают сумерки и фантомы, а духота побеждена запахом "гниющих трав и йода".
Слово "гниющий" не вызывает отторжения - ведь рядом - очищающий йод моря, а "веять" может только чем-то приятным.
...
Это стихотворение о холмах и заливах Коктебеля, о погасшем вулкане Карадаге.
Феодосию - восточную часть Крыма - Волошин называл древним словом "Киммерия".
"...Острота видения...
Находить для каждого впечатления имя и отмечать его знаком".
...
Старинным золотом и желчью напитал
Вечерний свет холмы. Зардели, красны, буры,
Клоки косматых трав, как пряди рыжей шкуры,
В огне кустарники, и воды как металл.
А груды валунов и глыбы голых скал
В размытых впадинах загадочны и хмуры.
В крылатых сумерках - намеки и фигуры...
Вот лапа тяжкая, вот челюсти оскал,
Вот холм сомнительный, подобный вздутым ребрам.
Чей согнутый хребет порос, как шерстью, собром?
Кто этих мест жилец: чудовище? титан?
Здесь душно в тесноте... А там - простор, свобода,
Там дышит тяжело усталый Океан
И веет запахом гниющих трав и йода.
1907
...
Русским языком трудно передать цвет - в нем мало качественных цветовых прилагательных.
Но всего семь слов первого предложения передают не просто цвет, но и массу его сложных оттенков и его насыщенность:
"золото" (теплый, золотистый),
золото "старинное" (значит, неяркое, потускневшее)
"желчь" (желто-бурый, желтовато-зеленый),
"вечерний свет" (неяркий),
"напитал" - не окрасил, а пропитал насквозь, сделал насыщенным.
В первой строфе только три цветовых прилагательных - "красны", "буры", "рыжая" - но на передачу цвета работают почти все слова ("старинное", "вечерний"; "золото", "желчь", "свет", "огонь", "металл"; "напитал", "зардели").
Во второй строфе меняется точка обзора, словно спускаемся в "размытые впадины": исчезает свет (там сумерки) и цвет (ни одного "цветного" слова).
В "крылатых сумерках" ясность видения уступает место воображению.
Но фантазия окрашена нарастающей тревогой: "загадочны" - "хмуры" - "намеки" - "лапа тяжкая" - "челюсти оскал".
А дальше: "сомнительный холм" - "согнутый хребет" - "чудовище".
И напряженная интонация вопроса.
Духоту и сумерки отодвигает прекрасный Океан - трижды олицетворенный: "усталый", он "дышит", и дышит "тяжело", как после тяжелой работы.
Простор, свобода, дыхание Океана побеждают сумерки и фантомы, а духота побеждена запахом "гниющих трав и йода".
Слово "гниющий" не вызывает отторжения - ведь рядом - очищающий йод моря, а "веять" может только чем-то приятным.
...
Это стихотворение о холмах и заливах Коктебеля, о погасшем вулкане Карадаге.
Феодосию - восточную часть Крыма - Волошин называл древним словом "Киммерия".