Через клочья тумана струится Восток,
Как струится сквозь пальцы прозрачный песок,
Ночь ушла, не оставив следа.
И росою осыпал опавший дурман,
Расползаясь в овраги, холодный туман,
И прозрачною стала вода.

Как лист, летящий над бездною,
Я падаю в неизвестное.
В безмолвие, в бездействие,
В осеннее равноденствие.

А в воде отражаясь, плывут небеса,
И зовут меня серые эти глаза,
Как озера они глубоки.
Он ведь ранил когда-то меня, этот взгляд,
На ветру над ущельем деревья шумят,
Словно руки их ветви тонки.

Как лист, летящий над бездною,
Я падаю в неизвестное.
В безмолвие, в бездействие,
В осеннее равноденствие.

запись создана: 20.08.2024 в 22:15

@темы: музыка

---

...кажется, что Коэн — низкий обольстительный голос, простые мелодии, тексты о любви потерянной, любви неосуществленной, любви телесной, любви истязающей и любви к потустороннему — был всегда.

На самом деле, когда в 1967 году альбом "Songs Of Leonard Cohen" только вышел, самого Коэна толком никто и не знал, кроме специалистов по канадской литературе, а сам альбом звучал настолько дико по меркам утонувшего в психоделии 1967-го, что многих поставил в тупик.

Коэн, закончивший интересоваться поп-музыкой в момент дикой популярности фолка в начале 60-х, обладал поэтическим талантом серьезней любого фолк-певца.

Знаток человеческих чувств, боровшийся с депрессией и познавший десяток-другой романтических отношений, он видел мир как множество несчастных судеб, был склонен к фатализму и не знал лекарства против жестокости — чем противоречил идеям людей лет на десять младше него о всеобщем единении, свободной любви и мире без войны. Глубинная серьезность этих песен была вызовом. История рассудила, кто оказался прав.

@темы: музыка

---

"Размышляя над исповеданием веры в Адольфа Гитлера, я всегда вспоминаю первым делом Паулу фон Б., ее широко распахнутые серые глаза, ее лицо, уже лишенное юной свежести, но тонкое, благожелательное и одухотворенное.

Паула была ассистенткой Вальцеля, руководившего семинаром по немецкой литературе, через ее руки прошло множество будущих учителей начальной и средней школы, которых она столько лет с исключительной добросовестностью консультировала по вопросам подбора литературы, написания рефератов и пр.

Если бы мне до 1933 года задали вопрос о политических взглядах Паулы фон Б., я, вероятно, ответил бы так: само собой — немецкие патриотические, плюс европейско-либеральные, с некоторыми ностальгическими реминисценциями из блестящей кайзеровской эпохи. Но скорее всего я бы сказал, что политики для нее вообще не существует, она всецело парит в горних сферах духа, но реальные требования, предъявляемые ее служебными обязанностями в высшей школе, не позволяют ей утратить почву под ногами и с головой уйти в эстетизм или просто в пустую болтовню.

И вот настал 1933 год. Однажды Паула фон Б. зашла к нам на факультет за какой-то книгой. Обычно — воплощенная серьезность, она неслась мне навстречу молодой порывистой походкой, на лице — оживление и радость. «Да вы просто сияете от счастья! Что нибудь произошло из ряда вон выходящее?» — «Из ряда вон выходящее! К чему мне все это?.. Я помолодела на десять лет, да нет, на все девятнадцать: такого настроения у меня не было с 1914 года!» — «И это вы говорите мне? И вы способны так говорить, хотя не можете не видеть всего вокруг: не читать, не слышать о том, какому бесчестью подвергаются люди, до недавних пор близкие вам, какой суд вершат над работами, до недавних пор ценимыми вами, какому забвению предают все духовное, до недавнего времени…»

Она, слегка озадаченная, прервала меня, сказав с участием: «Дорогой профессор! Я совершенно не учла вашего состояния. Ваши нервы никуда не годятся, вам абсолютно необходимо на несколько недель уйти в отпуск и забыть про газеты. Сейчас вы на все реагируете болезненно, ваше восприятие отвлекается от главного мелкими неприятностями и малоизящными деталями, которых просто невозможно избежать в эпоху таких великих преобразований. Пройдет немного времени, и вы на все взглянете по-другому. Можно будет как-нибудь навестить вас с супругой, а?» И прежде чем я мог что-нибудь возразить, она выскочила за дверь, ну просто девочка-подросток: «Сердечный привет вашей жене!»

«Немного времени», о чем говорила Паула, превратилось в несколько месяцев, в течение которых со всей очевидностью проявились как общая подлая сущность нового режима, так и его особая жестокость в отношении «еврейской интеллигенции». Надо думать, простодушная доверчивость Паулы все-таки была поколеблена. На работе мы не виделись, возможно, она сознательно избегала меня.

И однажды она объявилась у нас. Это мой долг как немки, так она выразилась, открыто изложить друзьям свое кредо, и смею надеяться, что мы — как и прежде — друзья. «Раньше вы никогда бы не сказали „долг как немки“, — прервал я ее, — какое отношение имеет „немец“ или „не немец“ в чисто личных и общечеловеческих вещах? Или вы хотите нас политизировать?» — «Немецкий или не-немецкий — это очень важно и имеет прямое отношение ко всему, вообще это и есть самое главное; причем я это узнала, да все мы это узнали от фюрера, узнали или вспомнили то, что забыли. С ним мы вернулись домой!» — «А для чего вы нам все это рассказываете?» — «Вы тоже должны согласиться с этим, вы должны понять, что я всецело принадлежу фюреру, но не думайте, что я уже не питаю к вам дружеских чувств…» — «А как же могут сосуществовать и те и другие чувства? И что говорит ваш фюрер столь почитаемому вами учителю и бывшему руководителю Вальцелю? И как все это вяжется с тем, что вы читаете о гуманизме у Лессинга, да и у многих других, о которых по вашему заданию писали студенты в семинарских работах? И как… да что там говорить, нет смысла больше задавать вопросы».

После каждой моей фразы она только отрицательно качала головой, в глазах ее стояли слезы. «В самом деле, это бессмысленно, ведь все, о чем вы меня спрашиваете, идет от рассудка, а за этим прячется чувство ожесточения, вызванное второстепенными вещами». — «Откуда же браться моим вопросам, как не из рассудка. И что такое первостепенное?» — «Я ведь уже сказала вам: главное — мы вернулись домой, домой! Вы это должны почувствовать, и вообще надо доверять чувству; и вы должны постоянно сознавать величие фюрера, а не думать о тех недостатках, которые в настоящий момент причиняют вам неудобства… А что касается наших классиков, то мне вовсе не кажется, что они ему противоречат, их надо просто правильно читать, вот Гердера, например. Но даже если это было и так, — он уж сумел бы их переубедить!» — «Откуда у вас такая уверенность?» — «Оттуда же, откуда проистекает всякая уверенность: из веры. И если вам это ничего не говорит, тогда… тогда опять-таки прав наш фюрер, когда ополчается против… (она вовремя проглотила слово „евреев“ и продолжала)… бесплодной интеллигенции. Ибо я верую в него, и мне необходимо было сказать вам, что я в него верую». — «В таком случае, уважаемая фройляйн фон Б., самым правильным будет, если мы отложим нашу беседу о вере и нашу дружбу на неопределенное время…»

Она ушла, и в течение недолгого времени, когда я еще работал там, мы старательно избегали друг друга. Впоследствии я встретил ее только однажды, и один раз слышал о ней в каком-то разговоре.
Встреча произошла в один из исторических дней Третьей империи. 13 марта 1938 г. я, ничего не подозревая, открыл дверь в операционный зал госбанка и тут же отпрянул — настолько, чтобы полуоткрытая дверь меня прикрывала. Все, кто был в зале — и за окошечками и перед ними, — стояли в напряженной позе, подняв вверх правую руку и ловя слова, доносившиеся из репродуктора. Диктор возвещал закон о присоединении Австрии к гитлеровской Германии. Я не покинул своего укрытия, чтобы мне не пришлось задирать руку в нацистском приветствии. В первых рядах я заметил фройляйн фон Б. Все в ней выдавало экстатическое состояние: глаза горели, и если остальные стояли, вытянувшись как по команде «смирно», то ее напряженная поза и вскинутая рука говорили о судороге, об экстазе.

Еще через пару лет до «еврейского дома» дошли какие-то слухи о некоторых преподавателях Дрезденского высшего училища. О фройляйн фон Б. со смехом рассказывали, какая она непоколебимая сторонница фюрера. Правда, добавлялось, что она не такая вредная, как иные партайгеноссе, не пишет доносов, вообще не участвует в подлых делах. За ней числится только энтузиазм. Вот и теперь она сует всем под нос снимок, который ей посчастливилось сделать. В каникулы она имела возможность издалека восхищаться Оберзальцбергом; самого фюрера она не видела, зато ей удалось сделать отличную фотографию его собаки".

Виктор Клемперер "LTI. Язык Третьего Рейха"

@темы: книги

---

"Мой коллега, этнолог Шпамер, до тонкостей изучивший процесс возникновения и бытования легенд, сказал мне как-то в год прихода Гитлера к власти, когда узнал, что меня приводит в ужас состояние духа немецкого народа: «Если бы стало возможным (в то время он еще считал уместным употребить нереальное сослагательное наклонение) настроить всю прессу, все книги и весь учебный процесс на один-единственный тон, и если бы тогда повсеместно внушалось, что в период с 1914 по 1918 гг. не было никакой мировой войны, то через три года весь мир поверил бы, что ее в самом деле не было». Когда мы позднее встретились со Шпамером и имели возможность спокойно и обстоятельно поговорить, я напомнил ему это его высказывание. Он уточнил: «Да, верно; вы только неточно запомнили одну вещь: я сказал тогда и тем более думаю так еще и сегодня: не через три года, а через год!»

Виктор Клемперер "LTI. Язык Третьего Рейха"

@темы: книги

---

@темы: рисунки

---

https://polyidioms.narod.ru/index/trusa_prazdnovat/0-265

Труса праздновать — трусить, робеть, бояться. Разговорное, шутливое выражение.

Синонимы: поджать хвост, трястись от страха

Пример употребления:

• (Сергей Ильич) спросил: — Труса празднуешь? Каргин вынужден был сознаться, что в самом деле немного оробел. (К. Седых. Даурия)

@темы: сказать почти то же самое

---

Вилами по воде писано.

English: It’s still all up in the air. Это ещё всё в воздухе.
Français: Ce n’est pas dans la poche. Это ещё не в кармане.
Español: Escrito en la arena. Написано на песке.
Deutsch: Das steht noch in den Sternen. Это пока написано на звёздах.

@темы: сказать почти то же самое

---

Намеренное смешение языков (макароническая речь) используется в пародийно-сатирических целях, например, в «Манифесте барона фон Врангеля» Демьяна Бедного:

Ихь фанге ан. Я нашинаю.
Эс ист для всех советских мест,
Для русский люд из краю в краю
Баронский унэер манифест.
Вам мой фамилий всем известный:
Ихь бин фон Врангель, герр барон.
Я самый лючший, самый шестный
Есть кандидат на царский трон.
Послюшай, красные зольдатен:
Зашем ви бьетесь на меня?
Правительств мой — все демократен,
А не какой-нибудь звиня.
Часы с поломанной пружина —
Есть власть советский такова.
Какой рабочий от машина
Имеет умный голова?
Какой мужик, разлючный с полем,
Валяйт не будет дурака?
У них мозги с таким мозолей,
Как их мозолистый рука!
Мит клейнем, глюпеньким умишком
Всех зо генаннтен простофиль
Иметь за власть?! Пфуй, это слишком!
Ихь шпрехе: пфуй, даст ист цу филь!
Без благородного сословий
Историй русский — круглый нуль.
Шлехьт! Не карош порядки новий!
Вас Ленин ошень обмануль!
Ви должен верить мне, барону,
Мой слово — твердый есть скала.
Мейн копф ждет царскую корону,
Двухглавый адлер — мой орла.
Святая Русслянд… гейлих эрде
Зи лигт им штербен, мой земля.
Я с белый конь… фом вейсен пферде…
Сойду цум альтен стен Кремля.
И я скажу всему канальству:
«Мейн фольк, не надо грабежи!
Слюжите старому начальству,
Вложите в ножницы ножи!»
Вам будут слезы ошень литься.
«Порядок старый караша!»
Ви в кирхен будете молиться
За мейне руссише душа.
Ви будет жить благополучно
И целовать мне сапога.
Гут! «Подписал собственноручно»
Вильгельма-кайзера слуга,
Барон фон Врангель, бестолковой
Антантой признанный на треть:
«Сдавайтесь мне на шестный слово.
А там… мы будем посмотреть!»

Баронскую штучку списал и опубликовал Демьян Бедный.

1920 г.

@темы: стихи

---

Владимир Маяковский
Себе, любимому, посвящает эти строки автор

Четыре.
Тяжелые, как удар.
«Кесарево кесарю – богу богово».
А такому,
как я,
ткнуться куда?
Где для меня уготовано логово?

Если б был я
маленький,
как Великий океан, –
на цыпочки б волн встал,
приливом ласкался к луне бы.
Где любимую найти мне,
такую, как и я?
Такая не уместилась бы в крохотное небо!

О, если б я нищ был!
Как миллиардер!
Что деньги душе?
Ненасытный вор в ней.
Моих желаний разнузданной орде
не хватит золота всех Калифорний.

Если б быть мне косноязычным,
как Дант
или Петрарка!
Душу к одной зажечь!
Стихами велеть истлеть ей!
И слова
и любовь моя –
триумфальная арка:
пышно,
бесследно пройдут сквозь нее
любовницы всех столетий.

О, если б был я
тихий,
как гром, –
ныл бы,
дрожью объял бы земли одряхлевший скит.
Я если всей его мощью
выреву голос огромный –
кометы заломят горящие руки,
бросятся вниз с тоски.

Я бы глаз лучами грыз ночи –
о, если б был я
тусклый,
как солнце!
Очень мне надо
сияньем моим поить
земли отощавшее лонце!

Пройду,
любовищу мою волоча.
В какой ночи,
бредовой,
недужной,
какими Голиафами я зачат –
такой большой
и такой ненужный?

@темы: стихи

---

@темы: рисунки

---

Роберт Бернс / Robert Burns

On a Schoolmaster in Cleish Parish, Fifeshire

Here lie Willie M-hie's banes,
O Satan, when ye tak him,
Gie him the schulin' o' your weans;
For clever Deils he'll mak'em!



Надпись на могиле школьного педанта

В кромешный ад сегодня взят
Тот, кто учил детей...
Он может там из чертенят
Воспитывать чертей.

Перевод С. Маршака

@темы: стихи

---

Это кто стрелой из лука
Прострелил головку лука?

Я ни слова, как немой,
Будто выстрел был не мой.

это тоже не эпифора

---

Пристают к заставе гости,
Царь Гвидон зовет их в гости.

Это не эпифора

---

За секунду до разрыва,
Знать, хотел подать пример:
Прямо в ровик спрыгнул живо
В полушубке офицер.

И поднялся незадетый,
Цельный. Ждем за косяком.
Офицер — из пистолета,
Теркин — в мягкое — штыком.

Сам присел, присел тихонько.
Повело его легонько.

Тронул правое плечо.
Ранен. Мокро. Горячо.

"ВТ"

@темы: стихи

---

Ее привозят и в Собранье.
Там теснота, волненье, жар,
Музыки грохот, свеч блистанье,
Мельканье, вихорь быстрых пар,
Красавиц легкие уборы,
Людьми пестреющие хоры,
Невест обширный полукруг,
Всё чувства поражает вдруг.
Здесь кажут франты записные
Свое нахальство, свой жилет
И невнимательный лорнет.
Сюда гусары отпускные
Спешат явиться, прогреметь,
Блеснуть, пленить и улететь.

"ЕО"

@темы: стихи

---

В немецком языке глагол anschauen (созерцать, узревать) подразумевает более редкое, более торжественное, несколько неопределенное, но полное предчувствий действие (а может быть, состояние): это слово обозначает видение, в котором участвует все глубинное существо созерцающего, его чувство; это слово — знак видения, которое узревает нечто большее, чем внешнюю сторону созерцаемого объекта, которое схватывает к тому же и ядро, душу этого объекта.

@темы: ремесло перевода, сказать почти то же самое

---

В сети вспомнили старую, но смешную историю — мужик из Англии целый год общался со своим соседом, потому что думал, что тот сова

41-летний Нил Симмонс изучал птиц и по вечерам выходил во двор, чтобы «ухать» совам, а затем записывать их ответы на диктофон.

И вот Нил услышал долгожданное «уханье» в ответ и был в восторге. Их переговоры длились целый год, пока не выяснилось, что «совой» был... его сосед Фред, который тоже любил «ухать» совам по вечерам у себя во дворе.

Правда вскрылась случайно, когда Нил зашёл к соседу во двор и застал того «ухающим».

Лица мужиков и представлять не нужно.

@темы: время дебильных шуток

---

Шекспир, "Буря"

Пер. М.А. Кузмина

Фердинанд
Откуда звуки? С воздуха? С земли?
Не слышно больше. Верно, услаждали
Какое-нибудь божество. Сидел я,
Оплакивая гибель короля,
Вдруг музыка скользнула по волнам,
И ярость их, и скорбь мою смягчая
Напевом милым. Я пошел за ней
Скорей: она вела. Но вот пропала,
Нет, снова слышно.

Ариэль
Глубоко там отец лежит,
Кости стали как кораллы,
Жемчуг вместо глаз блестит,
Но ничего не пропало.
По-морски лишь изменилось,
В чудо-клады превратилось.
Нимфы шлют унылый звон,
Чу! Я слышу: дин-дон-дон.

Припев
Дин-дон!..

Фердинанд
Песнь говорит, что утонул отец.
Не смертных это дело, эти звуки
Не на земле возникли. Снова слышу.

...

Пер. Т.Л. Щепкиной-Куперник

Фердинанд
Где ж музыка? На небе? На земле?
Вот смолкла... Верно, эти звуки служат
Какому-нибудь божеству. Пока
Оплакивал я гибель короля,
Она по морю вдруг ко мне подкралась,
Смиряя ярость волн и грусть мою.
Она меня влекла - и вдруг умолкла.
Нет, вот опять!

Ариэль (поет)
Отец твой спит на дне морском.
Кораллом стали кости в нем.
Два перла там, где взор сиял.
Он не исчез и не пропал,
Но пышно, чудно превращен
В сокровища морские он.
Вот похоронный слышен звон.

Припев
Динь-дон! Динь-дон!

Ариэль
Звонят наяды: динь-динь-дон!

Фердинанд
Песнь об отце погибшем говорит.
Не смертных это дело, не земные
Те звуки. Я их слышу в вышине.

...

FERDINAND
Where should this music be? i' the air or the earth?
It sounds no more: and sure, it waits upon
Some god o' the island. Sitting on a bank,
Weeping again the king my father's wreck,
This music crept by me upon the waters,
Allaying both their fury and my passion
With its sweet air: thence I have follow'd it,
Or it hath drawn me rather. But 'tis gone.
No, it begins again.

ARIEL sings

Full fathom five thy father lies;
Of his bones are coral made;
Those are pearls that were his eyes:
Nothing of him that doth fade
But doth suffer a sea-change
Into something rich and strange.
Sea-nymphs hourly ring his knell

Burthen Ding-dong

Hark! now I hear them,--Ding-dong, bell.

FERDINAND
The ditty does remember my drown'd father.
This is no mortal business, nor no sound
That the earth owes. I hear it now above me.

запись создана: 13.10.2023 в 13:08

@темы: стихи, вода, искусство перевода

---

смерть от воды

Мадам Созострис,
знаменитая ясновидящая,              
Сильно простужена, тем не менее              
С коварной колодой в руках слывет
Мудрейшей в Европе женщиной.
"Вот, - говорит она,              
Вот ваша карта - утопленник,
финикийский моряк.              
(Стали перлами глаза. Видите?)              
Вот Белладонна, Владычица Скал,
Владычица обстоятельств.              
Вот человек с тремя опорами, вот Колесо,
 А вот одноглазый купец, эта карта - 
 Пустая - то, что купец несет за спиной,   
 От меня это скрыто. Но я не вижу 
 Повешенного. Ваша смерть от воды.
 Я вижу толпы, шагающие по кругу.
 Благодарю вас. Любезнейшей миссис Эквитон              
Скажите, что я принесу гороскоп сама:
В наши дни надо быть осторожной".

Томас Элиот "Бесплодная земля"

запись создана: 18.12.2023 в 00:28

@темы: стихи

---

Hurt Locker ("ящик боли") -

на сленге американских сапёров означает мифологический «ящик боли», в который попадают сапёры, подорвавшиеся на мине, по аналогии с «рундуком Дэви Джонса» у моряков.

Также этой фразой на сленге американских военных может быть названа просто опасная или трудная ситуация.

@темы: ремесло перевода