"Паутинка" Акутагавы Рюноскэ - короткая притча с простым сюжетом, который покажется знакомым и людям, совсем далеким от дальневосточных легенд.


Однажды Будда прогуливался в одиночестве по берегу райского пруда.


Пруд был так глубок, что дно его было там, где берет начало самый кромешный ад.


И созерцая пестрых карпов, лотосы и блеск воды - взглянув в черные окна между цветами и сиянием - можно было рассматривать адские миры.


Было видно реку Сандзу - которую грешники переходили после смерти, прежде, чем ступить в ад.


Было видно Игольную гору, на которую грешников заставляли забираться и падать вниз.


Было видно Озеро крови - в котором разбойник Кандата, как и прочие злодеи, то опускался на дно, то всплывал, не имея сил ни кричать, ни сопротивляться, ни желать чего-либо.


В райском пруду все это видно как в биоскопе - игрушке, коробке, с прорезанным окошком, сквозь которое можно смотреть на движущиеся картинки.


И созерцая посмертную участь Кандаты, поджигателя, убийцы и разбойника, Будда решил проявить к нему милость - за то, что тот однажды пожалел паучка на своем пути, не раздавив его ногой.


Будда взял паутинку и опустил ее в пруд, в самые руки Кандаты, чтобы тот мог выбраться из адских глубин.


Остальное же - пусть доскажет притча.


Созерцательный покой рая, где и времени-то прошло всего-то с утра до полудня.


Тишина рая - где видения ада не потревожат, если намеренно не заглядывать в черную воду.


Всеведение Будды, которому не нужно знать в лицо каждого обитателя ада, чтобы знать всю его жизнь, вплоть до эпизодов с паучками на дороге.


Знал Будда о том паучке, так неужели не знал обо всех зарезанных и разоренных разбойником?


В том-то и дело, что знал - и все равно решил проявить милосердие.


Кто-то вспомнит луковку из "Братьев Карамазовых" - единственное доброе дело, плёвое, за которое боги готовы помиловать грешника - и будет совершенно прав.


Именно эти страницы Достоевского и вдохновили Рюноскэ Акутагаву - и он рассказал ту же историю, но немного иначе.


"Паутинка" была написана для журнала, в короткий срок, как рассказ для детского чтения.


А после стала чем-то изящным - и по своей простоте, и по замыслу.