«Пристанище оказалось пустой, как сарай, и ледяной дачей… Сначала мне нравилось жить за городом. Тогда от Мытищ до Пушкина ещё тянулся непроходимый лес. Каждый день приходилось ездить в Москву, в редакцию, и возвращаться в полночь последним поездом», – вспоминал писатель.
Так как морских кораблей в то время было мало, Зузенко состоял в резерве торгового флота и получал небольшую ставку, а когда появилась вакансия, его назначили капитаном на грузовой пароход, совершавший рейсы из Ленинграда в порты Голландии и Англии. Портовые власти туманного Альбиона его, капитана судна из Советской России, не пускали на берег, так как он был занесён в «чёрный список» за революционную работу в Австралии. Все переговоры с английскими портовыми властями «красный капитан» вёл с мостика, придерживаясь вежливого, но язвительного тона.
По утрам Зузенко и Паустовский ездили из Пушкина в Москву. Тот вагон дачного поезда, куда они садились, тотчас наполнялся пассажирами из соседних вагонов: люди собирались, чтобы послушать морские байки не знающего сомнений, грубоватого и насмешливого, строптивого и доброго человека с лицом, изуродованным боксом. Зузенко знали и пассажиры соседних станций – Мамонтовской, Клязьмы, Тарасовской и даже Мытищ. Вот как Паустовский писал об этих их совместных поездках:
«Мы с Зузенко всегда ездили вместе. В этом было для меня два преимущества: одно на пути из Москвы в Пушкино, а другое – на пути из Пушкина в Москву.
Преимущество на пути из Москвы в Пушкино состояло в том, что с Зузенко я чувствовал себя в безопасности. Человек огромной физической силы и бесстрашия, он каким-то шестым чувством узнавал любую «шпану» и немедленно переходил в наступление… Второе зузенковское преимущество было связано с утренними поездками в Москву. Во время этих поездок я выслушал множество увлекательных историй из его жизни.
Как только Зузенко входил в вагон в Пушкине, он тотчас начинал рассказывать мне эти истории. Любопытные пассажиры подсаживались поближе.
Вскоре слух об этих рассказах прошёл по всему Пушкину. В вагон, куда садился Зузенко, набивалось столько народу, что негде было присесть. Чтобы лучше слышать, пассажиры тесно сбивались вокруг капитана и наваливались мне на спину. Я долго потом не мог отдышаться.
Приходил кондуктор и начинал речь о неправильной нагрузке поезда. Все вагоны пустые, а в этот не втиснешься. Да он и не рассчитан на такую уйму пассажиров. Беспорядок! Наверняка загорятся буксы.
Каждый раз Зузенко и пассажиры вступали с кондуктором в беспорядочный технический спор и доказывали ему, что вагон «не просядет и буксы не сгорят».
Отсюда