Например,
искаженное, недослышанное:
Наивные созвездия за медицинской ширмою
накроют покрывалом мой безвременный уход.
Настоящее, авторское:
Наивные созвездия за медицинской ширмою
накроет покрывалом мой безвременный уход.
(Янка Дягилева)
Если плясать от замысла, а не от тонкого слуха, то
...смерть героини не заставит созвездия потухнуть;
...смерть скроет созвездия за покрывалом - от взгляда героини;
...она их и так не видела из-за ширмы, будучи еще живой, а когда ее (не звезды), мертвую, накроют покрывалом, то она уж точно больше их не увидит.
Сами наивные - и, скорее всего, безучастные - созвездия вряд ли будут что-то закрывать и задергивать.
Их участие в судьбе героини перечеркивало бы настроение и замысел этих строк:
чувство чего-то маленького, отделенного от огромного мира тусклыми тряпками, заслоняющими взгляд и наружу, и снаружи - и при жизни, и после смерти.
Когда всему конец
- Тук-тук!
- Кто там?
- Смерть.
- Ну и что?
- Ну и все.

Ее приход указывает на возможность сделать гигантский шаг навстречу самим себе. Мы получаем возможность разотождествления со своим социальным Эго.
Это не галлюцинации и не экстазы, а тихое равнодушие, полное несказанной радости.
Под влиянием Перт человек вдруг видит, что он независим от происходящего и никак не связан с ним.
Он участвует, не участвуя; подвергается воздействию, не испытывая его. Он выходит за пределы совершающегося.
О руне Перт
Окружающие стараются его не тревожить.
Если же плащом накрывается законоговоритель, принимая решение, это означает, что он погружен в глубокое раздумье.
Уильям Батлер Йейтс
Небесный плащ (1899)
Перевод Георгия Яропольского:
Будь у меня небесный плащ,
расшитый солнцем и луной,
все краски дня вобравший плащ,
всю тьму, пронзённую луной, –
его бы я – к твоим стопам;
но у меня одни мечты,
я их кладу к твоим стопам –
не растопчи мои мечты.
Перевод Э. Линецкой:
Владей я бесценным покровом небес
В шитье золотых и жемчужных лучей,
То синим, то темным покровом небес
Из дней, и ночей, и туманных лучей,
Его бы я под ноги бросил тебе,
Но только и есть у меня, что мечты,
Ковром я их под ноги бросил тебе,
А ты не забудь: под ногами мечты.
He Wishes for the Cloths of Heaven
Had I the heavens’ embroidered cloths,
Enwrought with golden and silver light,
The blue and the dim and the dark cloths
Of night and light and the half-light,
I would spread the cloths under your feet:
But I, being poor, have only my dreams;
I have spread my dreams under your feet;
Tread softly because you tread on my dreams.
Табаки, Лорд и Слепой подняли головы и уставились на меня. Вернее, уставились Табаки и Лорд. Слепой только поднял голову. С банками и ложками в руках, в цветастых банданах, чтобы не мешали волосы, они до смешного смахивали на трех ведьм, занятых приготовлением колдовских зелий. Толстый в манежике сошел бы за гомункулуса. Скорпион в бутылке тоже был вполне на своем месте. Я невольно хихикнул.
- Зачем ему это? - самая мелкая и волосатая ведьмочка окуталась сигаретным дымом и впала в транс. - Зачем...
- В одном предложении! - вскинулась вторая. - Это приказ.
-...Ладно, - угрожающе протянул Шакал. - Раз вы так, то мы эдак... - Он расчистил вокруг себя место, как будто собираясь взлететь, сел прямо, откашлялся...
читать дальше
Прибыл аглицкий посол...
Когда невзначай в воскресенье
Он душу свою потерял,
В сыскное не шел отделенье,
Свидетелей он не искал.
А было их, впрочем, не мало:
Дворовый щенок голосил,
В воротах старуха стояла,
И дворник на чай попросил.
Когда же он медленно вышел,
Подняв воротник, из ворот,
Таращил сочувственно с крыши
Глазищи обмызганный кот.
Ты думаешь, тоже свидетель?
Так он и ответит тебе!
В такой же гульбе
Его добродетель!
Оптический обман
Семен Семенович, надев очки, смотрит на
сосну и видит: на сосне сидит мужик и показывает ему кулак.
Семен Семенович, сняв очки, смотрит на
сосну и видит, что на сосне никто не сидит.
Семен Семенович, надев очки, смотрит на
сосну и опять видит, что на сосне сидит му-
жик и показывает ему кулак.
Семен Семенович, сняв очки, опять видит,
что на сосне никто не сидит.
Семен Семенович, опять надев очки, смот-
рит на сосну и опять видит, что на сосне си-
дит мужик и показывает ему кулак.
Семен Семенович не желает верить в это
явление и считает это явление оптическим обманом.
Корпорация "Вейланд", которая отвечает техническую сторону этой мрачной истории, названа так не случайно.
Вёланд («волк» ) - чудесный кузнец из скандинавских мифов, превосходящий своим мастерством всех прочих.
Магия и технологии в мифах не противопоставляются.
Кузнецы оказываются своего рода волшебниками в самых разных мифологических традициях.
Возможно, потому, что кузнецы держались в отдалении, и их деятельность была окутана магическим ореолом, потому что они оберегали секреты своего ремесла.
Их работа была не только престижной, но и опасной - и сопровождалась разного рода формальностями и ритуальными действиями, призванными защитить того, кто ей занимается.
Позже этот образ кузнеца Вёланда был переосмыслен – как образ злого творца.
У Гёте его имя стало одним из обозначений дьявола, а позже – и у Булгакова.
"Арзамас", "Рагнарек, зомби, магия: во что верили древние скандинавы"
Сравним с этим мультфильмом, в котором магия и наука хоть и сосуществуют, но принципиально разделены.
- Как тебе, Заяц, не стыдно?
- Ты, Лев, царь зверей, а нас, рыбок, не трогай.
В этот день, 54 года назад, Нил Армстронг, командир корабля «Аполлон-11», в первый раз за всю историю человечества ступил на поверхность Луны.

Был я, доложу я вам, слаб, капризен и прозрачен -- прозрачен, как хрустальное яйцо. Мать поехала мне покупать... что -- я не знал -- одну из тех чудаковатых вещей, на которые время от времени я зарился с жадностью брюхатой женщины, -- после чего совершенно о них забывал, -- но мать записывала эти desiderata.
Лежа в постели пластом среди синеватых слоев комнатных сумерек, я лелеял в себе невероятную ясность, как случается, что между сумеречных туч длится дальняя полоса лучезарно-бледного неба, и там видны как бы мыс и мели Бог знает каких далеких островов, -- и кажется, что, если еще немножко отпустить вдаль свое легкое око, различишь блестящую лодку, втянутую на влажный песок и уходящие следы шагов, полные яркой воды.
Полагаю, что в ту минуту я достиг высшего предела человеческого здоровья: мысль моя омылась, окунувшись недавно в опасную, не по земному чистую черноту; и вот, лежа неподвижно и даже не жмурясь, я мысленно вижу, как моя мать, в шеншилях и вуали с мушками, садится в сани (всегда кажущиеся такими маленькими по сравнению со стеатопигией русского кучера того времени), как мчит ее, прижавшую сизо-пушистую муфту к лицу, вороная пара под синей сеткой.
Улица за улицей развертывается без всякого моего усилия; комья кофейного снега бьют в передок. Вот сани остановились. Выездной Василий соскальзывает с запяток, одновременно отстегивая медвежью полость, и моя мать быстро идет к магазину, название и выставку которого я не успеваю рассмотреть, так как в это мгновение проходит и окликает ее (но она уже скрылась) мой дядя, а ее брат, и на протяжении нескольких шагов я невольно сопутствую ему, стараясь вглядеться в лицо господина, с которым он удаляясь беседует, но спохватившись, я поворачиваю обратно и поспешно втекаю в магазин, где мать уже платит десять рублей за совершенно обыкновеннный, зеленый фаберовский карандаш, который бережно заворачивается в коричневую бумагу двумя приказчиками и передается Василью, вот уже несущему его за моей матерью в сани, вот уже мчащиеся по таким то и таким то улицам назад к нашему дому, вот уже приближающемуся к ним; но тут хрустальное течение моего ясновидения прервалось... читать дальше
Вдруг растворилась дверь, вошла мать, улыбаясь и держа, как бердыш, длинный коричневый сверток. В нем оказался фаберовский карандаш в полтора аршина длины и сообразно толстый: рекламный гигант, горизонтально висевший в витрине и возбудивший как-то мою взбалмошную алчность.
читать дальше
Владимир Набоков "Дар", глава первая