@темы: рисунки

---

искусство горящих следов

@темы: видео, музыка

---

@темы: музыка

---

Иногда мне больше по душе упражнения собаки.
Отсюда

@темы: видео

---

@темы: музыка

---

Что увидели, впервые открыв гробницу Тутанхамона?

@темы: видео

---

Игорь Северянин
Юг на севере

Я остановила у эскимосской юрты
Пегого оленя, — он поглядел умно.
А я достала фрукты
И стала пить вино.

И в тундре — вы понимаете? — стало южно…
В щелчках мороза — дробь кастаньет…
И захохотала я жемчужно,
Наведя на эскимоса свой лорнет.

@темы: стихи

---

Роберт Чеземан, главный сокольничий Генриха VIII, 1533 год. Нарисовал сокола Ганс Гольбейн. Такой замечательный портрет.

Отсюда

@темы: рисунки

---

В обратном словаре слова тоже располагаются по алфавиту, но с учетом не первых, а последних букв.

@темы: ремесло перевода

---

подбрось свои руны повыше

Английский оригинал:

@темы: фильмы

---

Мужик перебегает дорогу.
Перед ним тормозит машина.
- Для вас, козлов, переходы построили!
- Тю, надо же - на "вы" и по фамилии...

@темы: время дебильных шуток

---

Робот-шпион каракатица умеет менять цвет кожи - как самая настоящая каракатица.

Каракатицы общаются, переливаясь разными цветами, чуть ли не неоном.

И, видимо, робот светится и сияет на совесть, потому рыбы охотно идут с ним на контакт.

@темы: видео

---

Игорь Северянин
На реке форелевой

На реке форелевой, в северной губернии,
В лодке сизым вечером, уток не расстреливай:
Благостны осенние отблески вечерние
В северной губернии, на реке форелевой.

На реке форелевой в трепетной осиновке
Хорошо мечтается над крутыми веслами.
Вечереет, холодно. Зябко спят малиновки.
Скачет лодка скользкая камышами рослыми.

На отложье берега лен расцвел мимозами,
А форели шустрятся в речке грациозами.

@темы: стихи

---

Из лепестков цветущих розово-белых яблонь
Чай подала на подносе девочка весен восьми.
Шли на посев крестьяне. Бегало солнце по граблям.
Псу указав на галку, баба сказала: возьми!

Игорь Северянин, "День на ферме"

@темы: стихи

---

Игорь Северянин
Солнце и море

Море любит солнце, солнце любит море...
Волны заласкают ясное светило
И, любя, утопят, как мечту в амфоре;
А проснешься утром, — солнце засветило!

Солнце оправдает, солнце не осудит,
Любящее море вновь в него поверит...
Это вечно было, это вечно будет,
Только силы солнца море не измерит!

@темы: стихи, вода

---

искусство выкрасть душу

@темы: видео

---

"Если на Небе узнают, что Яга сбежала, нам в Аду такие санкции введут"

@темы: видео, фильмы, ground control

---

искусство поведения на высоте

"Император и его убийца" (1998)

@темы: видео, фильмы, ласточкино гнездо, ground control

---

Проходит день, проходит другой. Солнце садится в море с одной стороны, на утро подымается из моря с другой. Плещет волна, ходят туманные облака, летают за кораблем чайки, садятся на мачты, потом как будто отрываются от них ветром и, колыхаясь с боку на бок, как клочки белой бумаги, отстают, отстают и исчезают назади, улетая обратно, к европейской земле, которую наши лозищане покинули навеки. Матвей Лозинский провожает их глазами и вздыхает. Вот, думает он: и чайка боится лететь дальше, а мы полетели. И рисуется перед ним сосновый лес, под лесом речка с бледною лозой, над речкой -- бедные соломенные хаты. И кажется, -- вернулся бы назад к прежней беде, родной и знакомой.
   А море глухо бьет в борты корабля, и волны, как горы, подымаются и падают с рокотом, с плеском, с глухим стоном, как будто кто грозит и жалуется вместе. Корабль клонит-клонит, вот, кажется, совсем перевернется, а там опять начнет подниматься с кряхтением и скрипом. Гнутся и скрипят мачты, сухо свистит ветер в снастях, а корабль все идет и идет; над кораблем светит солнце, над кораблем стоит темная ночь, над кораблем задумчиво висят тучи или гроза бушует и ревет на океане, и молнии падают в колыхающуюся воду. А корабль все идет и идет...
   Матвей Дышло говорил всегда мало, но часто думал про себя такое, что никак не мог бы рассказать словами. И никогда еще в его голове не было столько мыслей, смутных и неясных, как эти облака и эти волны, -- и таких же глубоких и непонятных, как это море. Мысли эти рождались и падали в его голове, и он не мог бы, да и не старался их вспомнить, но чувствовал ясно, что от этих мыслей что-то колышется и волнуется в самой глубине его души, и он не мог бы сказать, что это такое...
   К вечеру океан подергивался темнотой, небо угасало, а верхушки волны загорались каким-то особенным светом... Матвей Дышло заметил прежде всего, что волна, отбегавшая от острого корабельного носа, что-то слишком бела в темноте, павшей давно на небо и на море. Он нагнулся книзу, поглядел в глубину и замер...
   Вода около корабля светилась, в воде тихо ходили бледные огни, вспыхивая, угасая, выплывая на поверхность, уходя опять в таинственную и страшную глубь... И казалось Матвею, что все это живое: и ход корабля, и жалобный гул, и грохот волны, и движение океана, и таинственное молчание неба. Он глядел в глубину, и ему казалось, что на него тоже кто-то глядит оттуда. Кто-то неизвестный, кто-то удивленный, кто-то испуганный и недовольный... От века веков море идет своим ходом, от века встают и падают волны, от века поет море свою собственную песню, непонятную человеческому уху, и от века в глубине идет своя собственная жизнь, которой мы не знаем. И вот, теперь в эту вековечную гармонию, в это живое движение вмешался дерзкий и правильный ход корабля... И песня моря дрогнула и изменилась, и волны разрезаны и сбиты, и кто-то в глубине со страхом прислушивается к этому ходу непонятного чудовища из другого, непонятного мира. Конечно, Лозинский не мог бы рассказать все это такими словами, но он чувствовал испуг перед тайной морской глубины. И казалось Лозинскому, что вот он смотрит со страхом сверху, а на него с таким же ужасом кто-то смотрит снизу. Смотрит и сердится, и посылает своих посланцев с огнями, которые выплывают наверх и ходят взад и вперед, и узнают что-то, и о чем-то тихо советуются друг с другом, и все-таки печально уходят в безвестную пучину, ничего не понимая... А корабль все бежит неудержимым бегом к своей собственной цели...
   И много в эти часы думал Матвей Лозинский, -- жаль только, что все эти мысли подымались и падали, как волны, не оставляя заметного следа, не застывая в готовом слове, вспыхивали и гасли, как морские огни в глубине... А впрочем, он говорил после и сам, что никогда не забудет моря. "Человек много думает на море разного, -- сказал он мне, -- разное думает о себе и о боге, о земле и о небе... Разное думается человеку на океане -- о жизни, мой господин, и о смерти..." И по глазам его было видно, что какой-то огонек хочет выбиться на поверхность из безвестной глубины этой простой и темной души... Значит, что-то все-таки осталось в этой душе от моря.
   Да, наверное, оставалось... Душа у него колыхалась, как море, и в сердце ходили чувства, как волны. И порой слеза подступала к глазам, и порой -- смешно сказать -- ему, здоровенному и тяжелому человеку, хотелось кинуться и лететь, лететь, как эти чайки, что опять стали уже появляться от американской стороны... Лететь куда-то вдаль, где угасает заря, где живут добрые и счастливые люди...
   После Лозинский сам признавался мне, что у него в то время были такие мысли, которые никогда не заходили в голову ни в Лозищах, когда он шел за сохой, ни на ярмарке в местечке, ни даже в церкви. Там все были обыкновенные мысли, какие и должны быть в своем месте и в свое время. А в океане мысли были все особенные и необычные. Они подымались откуда-то, как эти морские огни, и он старался присмотреться к ним поближе, как к этим огням... Но это не удавалось. Пока он не следил за ними, они плыли одна за другой, вспыхивали и гасли, лаская душу и сердце. А как только он начинал их ловить и хотел их рассказать себе словами, -- они убегали, а голова начинала болеть и кружиться.
   Разумеется, все оттого, что было много досуга, а перед глазами ходил океан и колыхался, и гремел, и сверкал, и угасал, и светился, и уходил куда-то в бесконечность...

Владимир Короленко "Без языка", глава третья

@темы: книги

---

Писать книгу, если работаешь и погружен в повседневные заботы, то же самое, что вязать свитер.

Кропотливое, утомительное дело, на которое нужно время, время, время - и желание сделать так, чтобы понравилось тебе самому.

Тебе этот рукописный свитер потом носить - всю жизнь и после - и увидит ли его кто-то  кроме тебя, неважно.

К вечеру устаешь.

Браться за стопку разнокалиберных и разношерстных бумажек, вникать, спешить набросать хотя бы в паре фраз - уловить то, что целый день носишь, перекладываешь в сознании - также непросто, как браться за спицы, расчет петель, иглы, когда глаза уже спят.

И думаешь, а надо ли? Зачем мне эта тряпка, можно купить.

Днем гадаешь наперед, когда можно урвать хотя бы час, чтобы поработать.

И длится это не день, не неделю, не месяц - как газ, это заполняет все твое время.

И не видно ни конца, ни края - и работе твоей, и твоему бытию.

Будто барахтаешься под одеялом.

Тренируешь волю.

Хотя бы.

@темы: мысли вслух